Летом я жил у деда и бабушки в деревне, а мама с папой приезжали к нам на мотоцикле. По вечерам, когда прогоняли коров и становилось прохладно и тихо, мы, сидя на крылечке, прислушивались — не едут ли. И, когда издали долетали едва слышные потрескивания мотора, бабушка, улыбаясь, говорила:

- Ну, слава Тебе, Господи! Едут! — и бежала в дом ставить на огонь чугунок молодой картошки.

Раскладывая на столе вилки и нарезая хлеб, она соображала вслух:

- Это они сейчас в Степунове, потом через Чернево…Пока через мост переедут, да там еще поле — у меня уж все готово будет. И на столе раскрывалась «скатерть-самобранка», и, потирая руки, дедушка с удовольствием оглядывал плошки малосольных огурчиков, маслят, и стрелы зеленого лука, только что сорванного с грядки…

И вот, они уже здесь, сняли шлемы. Мама сбросила рюкзак на порог. А в нём пакеты, кулечки и свёрточки — всё такое вкусное, городское!

А потом за столом — главные разговоры, про рыбалку. И где ловить лучше, и на что, на червя или на манную кашу.

- Намедни поймал щуку недалеко от купальни — рассказывает дед. — Ух, и сильная! В воду меня по пояс утащила! Кое-как справился. Во какая! — развел он руки, так что мама и бабушка даже отклонились, давая ему простор. А папа усмехнулся недоверчиво, хрустя огурчиком:

-Ну-ну-ну!

- Да вот ей-ей! — горячится дед и широко, убедительно крестится.

- Когда ж я-то на рыбалку пойду! — не усидел я.- Я тоже поймать хочу!

- Сиди, сиди, пока. Рыбалка — не шутка! Вода! Тут или за тобой глядеть, или на поплавок, — старался успокоить меня дедушка.

- Вот так всегда — погоди да подрасти, — я не стерпел и разревелся. Мама и бабушка сжалились надо мной и стали просить:

- Да возьмите вы его.

А мама прямо-таки к папе приступила вплотную:

- Далась тебе эта рыба! Сам разочек не половишь, рядом посидишь, а ему какое удовольствие!

- Ну, ладно, — сдался папа, и сказал мне: — Пошли червяков копать.

А дед махнул рукой.

– Эх, пропало дело! Чегой-то у меня поясницу нынче ломит. Останусь — ка я дома, а червяки — во-о-он там, у колодца, под бревнышком.

Кот Кеша сразу же увязался за нами.

- Ишь, как к тебе подлизывается! — смеялся папа. — Напоминает о себе, мол, и я с вами.

- И тебя возьмем, и тебя! — гладил я его по спинке. — Пап, возьмем!

Я был так рад, так рад, и хотел, чтобы всем-всем, и Кешке тоже было счастье!

- Да мы рано-раненько, на зорьке встанем, — перебирая сырые комочки земли и высматривая в них червяков, ответил папа. — Кешка ещё спать будет. И ты сейчас иди давай, быстренько лезь на сеновал, мы там с тобой сегодня переночуем, чтоб никого не будить спозаранку.

- Ух ты! И на сеновале спать! Столько мне прям сразу счастья привалило!

На сеновал надо взбираться по узенькой деревянной лесенке. Мне одному туда лазить строго-настрого запрещалось. Один раз дедушка поймал меня на третьей ступеньке да крапивой так надрал, что я два дня чесался. А теперь с папой — можно!

Ух, и хорошо на сене! Мягко! Над головой совсем близко – руку протяни – шершавые доски крыши, внизу, в стойле дышит и хрумкает коза, а в щелочку видно, что уже стемнело.

-Устроились? Хорошо вам? — спросила снизу мама. — Ну, тогда спите, рыбаки.

Я проснулся оттого, что папа легонько шлёпал меня по щеке.

- Вставай. А то — один уйду.

- Один! Еще чего! Я сразу же проснулся, только никак не открывались глаза. И папа взял меня под мышку, и так мы вместе слезли вниз. Бабушка уже встала и хлопотала у стола.

- Чайку стаканчик! Надо, надо обязательно… А то силы не будет рыбу тащить. Ты уж там постарайся, — она подсунула мне хлеб с колбаской, — а я ждать буду, сковородку большую из чулана достану. Нажарим! Гостей назовем: тетю Нюру, дядю Юру, бабу Таню, деда Ваню! Во сколько! — смеялась бабушка, провожая нас, и я обещал наловить побольше.

Мы пошли. Холодно мне было что-то. Я никак не мог по-настоящему проснуться, а папа шел быстро впереди меня и покрикивал:

- Не отставай, не отставай, клев пропустим!

Дорога свернула куда-то вбок, в кусты, и превратилась в тропинку. Я вприпрыжку поспевал за ним, стараясь не скатиться по крутизне и не выронить банку с червяками. Лежал Туман, и все было серое: и вода, и кусты.

- Давай-ка банку. Открывай.

Папа уже разматывал леску, когда я подбежал к нему.

- Вылавливай червяка пожирней. Ну, вот и готово!

Он дал мне удочку.

- Держи крепко! Вот, встань сюда! — и уступил мне место у воды на вытоптанном пятачке возле коряги. А сам встал рядом. Я взмахнул удочкой, леска свистнула и ушла в тёмную воду. И сразу же задрожал и утонул поплавок. И всё! И больше не появлялся, а удочку так и затрясло.

- Пап, кудай-то поплавок делся…

-Тяни! — крикнул папа, и я дернул. Из воды выскочила рыба и прямо на меня! Я бросил удочку и отскочил, налетел на папу и хотел бежать. На траве у моих ног трепыхался зелёный, полосатый окунь с оранжевым хвостом и плавниками. Он подпрыгивал в траве уже у самой воды.

- Хватай! Удерёт! — крикнул папа, и тут же не до жидаясь меня, упал на колени и раз-раз-раз! — поймал вертлявую рыбину.

- Ну, поздравляю! С первым! Да с таким большим! — хохотал папа. — Давай скорей пакет!

- А пакета нет, забыли.

- Ну, ничего, сейчас…изобретём что-нибудь.

Папа положил окуня подальше от воды в травку, потом сел, расшнуровал кроссовки, и связал шнурки в одну верёвочку.

- В жизни главное что? Правильно, смекалка!

Папа просунул кончик шнурка окуню под жабру. — Вот он и попался. Теперь свяжем концы и пустим его, голубчика, плавать.

С этими словами он накинул верёвочную петлю на корягу и опустил его в воду. Окунь ушёл в глубину и там притих.

Папа проверил червяка, закинул удочку. Не успел поплавок всплыть, как опять потонул, и всё повторилось. Теперь уже я кричал во всё горло:

- Клюёт! Тяни!

Папа не растерялся, и из воды выскочил такой же окунь.

- Повезло нам! — радовался папа, нанизывая его на шнурок и отправляя туда же, к своим. — Это мы на окуневую стаю напали. Сиди тихо, а то спугнем.

И мы закинули снова, и снова поймали. Солнышко показалось над кустами на той стороне реки. Стало тепло, даже жарко. У нас было на связке уже восемь штук, когда папа сказал:

- Ну, всё. Кажется, теперь можно расслабиться. Клёв кончился.

Стало совсем жарко. Одежда наша лежала на траве. Я сидел, упрямо уставясь на замерший поплавок, но рыба больше не ловилась.

- Сиди, не вставай, — приказал мне папа. Я сначала сам, потом тебя искупаю, и — домой. Папа нырнул и поплыл, но недалеко, и всё поглядывал на меня.

- Не суйся в воду!

А мне интересно стало, как там наши рыбы, и я заглянул под корягу. А они там, в тёмной воде, на веревочке, шевелят плавниками. Мне захотелось полюбоваться на них — какие они, и посмотреть на своего. Он был самый большой. Я подтянул к себе всю связку и отцепил её от коряги. Рыбы как начнут трепыхаться, и скользкая веревочка выскочила у меня из рук. Я закричал, и хотел кинуться за ними, но испугался воды и остался. Я только выл и прыгал, показывая на окуней. А они крутились в воде и от них расходились маленькие волны. И вот они поплыли все вместе и унырнули в глубину.

- А-а-а-а-а! — я даже плакать не мог.

Папа уже плыл ко мне изо всех сил, и когда стало мелко, побежал по колено в воде, поднимая фонтаны брызг.

- Что! Что!? — кричал он, а я всё показывал рукой туда, где исчезли окуни.

- Упустил! Уплыли! — понял папа. — Ну, не реви. Не беда…Ещё пойдём завтра… Воскресенье же! Мы ещё завтра не уедем.

А я всё смотрел, смотрел на воду, и мне казалось, что я вижу, как на середине реки плещется, рябит что-то.

- Да не они это, — махнул рукой папа, — это песчаная мель, камешки там на волне перекатываются. Жаль… Жаль, что они в связке. Шикарная закуска щукам будет.

Мы тихо побрели домой. Вместо рыбы — несли свои свитера и обувь. Жарко было, и возвращаться домой не хотелось. Сейчас мама первая выбежит: «Много наловили?» И бабушка со своей сковородкой: «Ну, рыбаки, давайте сюда вашу рыбу, жарить будем, — я уж и мучки приготовила!» А дедушка (это хуже всего) подскочит и начнёт: «Ну, я же говорил? Говорил же! Маленький он ещё!»

- Па-ап! А пап, давай домой не пойдем, а? — сказал я осторожно. — Лучше искупнёмся, а потом завернем в лесочек — грибов принесём, вместо рыбы. Скажем, клёва не было – вот ничего и не поймали.

- Э-э нет, трусишка, — засмеялся папа, — врать не годиться. Пошли. Облапошились мы с тобой, засмеют нас. Ну ничего…А мы потерпим. Ведь поймать-то мы поймали? Вон сколько наловили! Восемь штук! Значит, мы молодцы?

- Молодцы! — я перестал плакать.

- Да вот, только добыча от нас уплыла — сами виноваты. Это в жизни бывает, — сказал папа. — А знаешь, как бабушка наша в таких случаях говорит? Бог дал — Бог и взял.

И тут прямо из-под бережка скоренько так, скоренько, по тропиночке, нам навстречу — наш дедушка. За спиной у него большой сачок на толстой палке. Он рыбу сачком ловит.

- Ну, братцы, скажу — не поверите! Во чего поймал! — И прямо нам под ноги — раз! Наших окуней! Восемь штук на связке.

- Наши! — заорал я.

- Чего «наши»?! Откуда они ваши? — вытаращил на нас глаза дедушка. -Хорош! «Наши»! — он даже как будто обиделся. — Я, может, их выуживал из осоки, по пояс в воду ухнулся. Во как! Дед, и правда, был в облепивших его трениках и кеды на нем были мокрые, вода сочилась из дырочек для шнурков.

- Как ты поймал-то их? — хохотал папа, рассказывай давай.

- Как-как… — дед поддел окуней за верёвочку и поднял. Они, сверкая, затрепыхались перед моим носом. Мой дрыгался сильнее всех. — Ну, я… это… дай, думаю, пошарю немного сачком, у меня тут местечко своё на углу, под ракитой. Тяну, значит — а он тяжелый…Ну — всё, думаю, застрял, порву сетку. Потом чувствую, там так и бьётся, так и ходит всё ходуном. Ну, я понатужился, потянул опять, да так и сел: ноги по мокрой глине поехали. Видите — искупался, но вытянул — и ошалел! Чтоб рыбы в упряжке плавали — пятьдесят лет рыбачу, а такого ещё не видел.

- Молодец! — сказал папа — шнурки мои только верни, а улов можешь себе забрать.

- И моего окуня я тебе, деда, тоже не отдам, — сказал я.

Тут папа все дедушке и рассказал. И как же мы хохотали, когда дедушка вытаскивал папины шнурки из рыбьих пастей.

- Вот это да! Никто не поверит. А бабка – уж это точно! Скажет: «Врёте! Это опять ваши рыбацкие байки-небылицы».

«Не поверит — ну и пусть! Зато мы-то знаем, что всё это правда», — рассуждал я. «А что, права была бабушка: Бог дал — Бог взял. А потом опять дал!»

И мне теперь очень весело было идти впереди всех и нести в дедушкином сачке наш общий улов.